Любая гипотеза (как и любая теория) с точки зрения последующего развития науки неверна или, по крайней мере, неточна. Но такая ошибочность научного творчества не должна действовать удручающе. Труд Эвклида не стал бессмысленным после появления неэвклидовых геометрий, астрономические изыскания Птолемея не теряют значения и после отказа от геоцентрической системы, закон Эббингауза не перестает быть законом, даже если интерпретировать его как следствие феномена неосознанного негативного выбора. Сила науки заключается не в том, что она всегда опирается на правильные положения, а в том, что она умеет корректировать неправильные.
Возможность коррекции — основа нормальной познавательной деятельности. Даже в психиатрии признаком бредовой идеи является не само по себе ложное суждение или ошибочное убеждение, а то, что эта идея не подвергается изменениям, не корректируется, несмотря на то, что практика иногда ощутимо показывает ее нереальность. Известны достаточно тонкие способы логической аргументации, позволяющие вопреки всему сохранить самую абсурдную идею. Не случайно метологи предостерегают ученых от применения этих способов, предлагая рассматривать их появление в структуре обоснования как признак дефектности обосновываемой гипотезы.
Простейший способ, обеспечивающий сохранение любой гипотезы, таков: как только мы сталкиваемся с эмпирическими данными, противоречащими исходной гипотезе, мы немедленно усложняем эту гипотезу, включая в нее сами опровергающие данные. Пусть, например, я исхожу из теории, что все лебеди — малиновые. Мне говорят: «Да где ты видел малинового лебедя? Смотри — вой плавает белый!» Я отвечаю: «Наблюдение доказывает, что все лебеди только малиновые и белые». «Да, но вот плавает еще и черный!» «И это верно: все лебеди малиновые, белые и черные». (Или даже более сильный вариант ответа: «Все лебеди малиновые, но некоторые из них кажутся белыми или черными») При такой защите никакой опыт не опровергнет гипотезу о малиновых лебедях.
Вводя все новые и новые допущения, можно подтвердить все, что угодно. Судя по всему, именно таким путем выдающемуся мыслителю прошлого Горопию (Иоганну Бекану) удалось доказать, что все языки произошли от фламандского. В честь этого события Лейбниц даже предложил назвать такой стиль доказательства горопизированием. Для И. Лакатоса факт наращивания допущений в ответ на увеличение эмпирического базиса науки служит показателем перехода обосновываемой научной концепции в фазу регресса. В. Н. Костюк предлагает вообще запретить подобного рода научную деятельность: «Проверяемые допущения не должны представлять собой растущей конъюнкции допущенной при увеличении числа экспериментов. В противном случае любое утверждение можно согласовать с любым экспериментом».
Горопизирование, однако, встречается в науке гораздо чаще, чем может показаться на первый взгляд. В качестве примера рассмотрим способы, с помощью которых психологи сохраняют весьма популярное представление об ограниченности познавательных возможностей человека.
Вначале небольшая историческая преамбула. Экспериментальный метод, оказавший решающее влияние на возникновение пси. хологии как самостоятельной науки, повлиял и на некоторые конкретные представления о психической реальности. Метод предполагает измерение. А потому — в отсутствие других теоретических конструкций — то, что можно измерить, стало постепенно трактоваться как непосредственная характеристика психической реальности.
Что же можно измерять? Свободный словесный отчет, как и естественное поведение испытуемого очень трудно шкалировать, а тем более интерпретировать (во всяком случае без соответствующей теории). Кризис инстроспекции как метода изучения психического это только подтвердил. Постепенно основными измеряемыми параметрами во всех областях психологии стали ограничения в возможности выполнения испытуемыми экспериментальных заданий: скорость — минимальное потребное время для решения, точность выполнения задания, число ошибок. Будучи лишь наблюдаемыми проявлениями каких-то психических процессов, сами эти измеряемые параметры требовали объяснения. Их же стали — не всегда осознавая произвольность такого решения — интерпретировать как параметры, характеризующие границы психических возможностей человека
Добавить комментарий